|
Принц и пилигрим: Фантастические романы - Стюарт М.Тут показался Ульфин с мулами в поводу. Мы условились, покуда Бельтан с мальчиком будут торговать, съездить тут поблизости в Виндоланду, с тем чтобы к утру возвратиться обратно. Расплатившись за завтрак, я поднялся и перешел через площадь проститься с Бельтаном. — Вы уже собрались в дорогу? — проговорил Бельтан, не сводя глаз с женщины, которая рассматривала брошку.— Что ж, доброго пути тебе, мастер Эмрис, и надеюсь завтра вечером свидеться с тобою снова... Нет, нет, госпожа, твои пирожки нам ни к чему, хотя у них и очень соблазнительный вид. Сегодня цена — медное пенни. Ну вот и спасибо. Ты не пожалеешь о нем, моя госпожа. Ниниан, приколи брошь нашей покупательнице... Ну просто как королева, уверяю тебя. Сама королева Игрейна, первая дама на нашей земле, тебе бы позавидовала. Ниниан,— обратился он к своему слуге прежним привычно раздраженным голосом, лишь только женщина с покупкой отошла,— ну что ты стоишь, слюни глотаешь? Бери монетку и ступай купи себе новую обувь. Мы двинемся дальше на север, а ты что же, так и будешь отставать и спотыкаться в этих сандалиях, которые каши просят? Ступай, ступай. — Нет! — Я и сам не заметил, что произнес это слово вслух, пока они оба не посмотрели на меня с удивлением. И, неизвестно почему, еще добавил: — Пусть мальчик купит себе пирожков, -117- Бельтан. С сандалиями успеется, а сейчас он голоден, да и солнце сияет. Золотых дел мастер прищурился против солнечного света, близоруко заглядывая мне в лицо. Но потом, к моему удивлению, все-таки кивнул и ворчливо приказал Ниниану: — Ну ладно, иди поешь. Мальчик посмотрел на меня сияющими глазами и со всех ног бросился вдогонку за теткой с пирожками. Я ждал от Бельтана упрека за вмешательство не в свое дело, но он стал приводить в порядок разбросанные по камышовой подстилке товары, а мне только заметил: — Ты, без сомнения, прав. Мальчишки всегда голодны, а этот — славный паренек и преданный. Он предпочтет, если понадобится, ходить босой, лишь бы только набить брюхо. Нам не часто достаются сладости, а ее пирожки, спору нет, издавали такой запах, просто объедение. Когда мы ехали на запад вдоль реки, Ульфин с тревогой спросил меня: — Что с тобой, милорд? У тебя что-нибудь болит? Я покачал головой, и он больше не произнес ни слова, но, наверно, он видел, что я лгу, я и сам чувствовал, как на летнем ветру холодят мне лицо две струйки слез. Мой учитель Блэз принял нас в уютном желтокаменном доме с внутренним двориком; у стен его росли яблони, а вокруг новомодных квадратных колонн вились цветущие розы. Когда-то давным-давно этот дом принадлежал мельнику — рядом текла речка, сбегая по широким каменным ступеням между отвесными стенами берегов, заросшими папоротником и цветами. Ниже по течению, не далее как в сотне шагов, она совсем пропадала из виду под густой завесой деревьев — буков и орешин. А над ними на крутом склоне позади дома, открытый солнечным лучам, лежал обнесенный стеной сад, где старик взращивал свои зеленые сокровища. Он сразу меня узнал, хотя мы и не виделись много лет. Жил он один, не считая двух садовников да женщины с дочерью, которые смотрели за домом и варили ему пищу. Женщина получила распоряжение приготовить к ночи постели и отправилась на кухню набирать угли в жаровни и бранить дочку. Ульфин по- -118- шел задать корм нашим мулам. И мы с Блэзом остались беседовать с глазу на глаз. Летом на севере долго не темнеет, и потому после ужина мы перешли на террасу над бегущей водой. Камни все еще дышали теплом минувшего дня, вечерний воздух был напоен запахами кипариса и розмарина. В тени под деревьями кое-где белели мраморные статуи. Посвистывал в отдалении дрозд, подголосок умолкнувших соловьев. А рядом со мною почтенный старец (та-gister artium, как он себя теперь именовал) говорил о прошлом на чистейшей, безупречнейшей римской латыни. Весь этот вечер был словно целиком взят из Италии времен моей молодости, когда я, юношей, путешествовал по дальним странам. Так я и сказал моему собеседнику, и он весь расцвел от удовольствия. — Да-да. Хочется думать, что так. Человек не должен отступаться от просвещенных вкусов своей молодости. Я ведь учился в Италии до того, как удостоился чести быть принятым на службу к твоему отцу. Ах, эти годы, великие годы! Впрочем, в старости начинаешь, пожалуй, слишком часто озираться на прошлое, да, да, слишком часто. Я вежливо заметил, что для историка это ценное свойство, и спросил, не окажет ли он мне честь и не почитает ли отдельные места из своего сочинения? Я успел заметить на каменном столе под кипарисом зажженную лампу и рядом — несколько свитков. — Тебе в самом деле этого хочется? — обрадовался он, и мы перешли под кипарис— Кое-что здесь и вправду, мне думается, представляет для тебя немалый интерес. И, по-моему, ты мог бы к моим записям кое-что добавить. По счастливой случайности как раз эта часть лежит у меня здесь, прямо под рукой... вот... да, вот этот свиток. Присядем? Камень сухой, и вечер погожий, я полагаю, нам будет уютно тут, под розами... Раздел его исторического труда, выбранный им для чтения, относился ко времени после возвращения Амброзия в Британию. В те годы Блэз был близок к моему отцу, я же почти все время находился в отъезде. Кончив читать, он задал мне несколько вопросов, и я рассказал ему подробности решающей битвы с Хен-гистом под Каэрконаном и последующей осады Йорка, рассказал и о том, как мы заново обживали и отстраивали свою землю. Восстановил я и кое-какие пробелы в его описании Ирландской войны Утера с Гилломаном. Я тогда сопровождал Утера, а сам
Авторские права © 2010 FantBooks. Все права защищены. |
|
|||||||||||||||||||||||||||||
|
|
|
||||||||||||||||||||||||||||||
